Не могу согласиться с утверждением Э.Володина о том, что в “эти драматические дни состоялся верхушечный переворот”, но вторая часть мысли в этом предложении верна: “потому, что социальные силы массы не были приведены в движение”. Правильно. Но почему их “не привели в движение”? И кто должен был их “привести” в движение — я? Но я выступал в июне- сентябре 1993 года с предупреждением о заговоре и возможном перевороте больше, чем Ленин перед Октябрем! Знаете ли вы, что директора заводов в Москве, которые обливали слезами кабинеты Российского Парламента с жалобами на Правительство и Президента вплоть до 21 сентября 1993 г., закрыли заводские ворота и на пушечный выстрел не подпускали парламентариев, депутатов Моссовета, райсоветов, представителей партий и т.д.? Директора не хотели рисковать, многие влиятельные люди думали только о своей карьере, профсоюзы забыли, что они профсоюзы, лидеры общественного мнения испугались, запрятались кто куда и т.д. Совет Федерации, имея на руках абсолютно все выигрышные карты, не захотел эффективно вмешаться в ход событий. Все это разве не доказывает, что общество само отдало на растерзание свой Парламент, который, действуя в условиях отсутствия полноценных демократических традиций, многочисленных партий, опирающихся на поддержку социальных страт, являлся единственной гарантией сохранения демократии в стране? Поэтому государственный переворот следует изначально считать направленным против демократии и для возрождения новой диктатуры охлократии, какой бы либеральный окрас она не имела внешне. И разве последующие референдум и выборы в Думу не показали именно эти цели, нашедшие завершение в псевдоконституционном их закреплении? Говорить надо о фундаментальном, масштабном, тотальном характере антиконституционного переворота, поставившего на грань гибели огромное государство. Его последствия будут отражаться еще долго. И не все негативные последствия видимы сегодня. О некоторых из них я даже не решаютсь писать. И не потому, что сижу в тюрьме. Говорить о “верхушечности переворота”, по крайней мере наивно. Посредством переворота ликвидирована самая сложная, с трудом формирующаяся ветвь власти — представительная в масштабе всего государства. В этом смысле переворот 21 сентября — 4 октября уникален в истории государственных переворотов ХIХ-ХХ столетий. И ликвидирована не “советская власть”, а подлинно народная власть, представительная власть народа, повторяю, формирующаяся, преодолевая трудные противоречия. Подлинно — представительная власть. Тоталитаризм стал носить не просто “верхушечный” характер, на уровне федеральной власти (как обычно бывает при переворотах — один режим заменялся другим), а тотальный характер, когда государство становится качественно иным — государственная бюрократия, сплетаясь с частными и легальными элементами, сращиваясь с ними, вдруг обнаруживает, что она является единственной политической силой — в законодательной, и исполнительной, и судебной. Кстати, слово “депутат” стало ругательным, аналогичным тому, как ранее говорили, к примеру, “диссидент”. Может быть, прав Ю.Карякин, воскликнув: “Россия, ты одурела!” (правда, он сказал это только потому, что Россия не посчиталась с его, карякинским, мнением и не отдала 100% голосов при выборах Думы ельцинистам-гайдаровцам). Но чтобы так “одуреть”, надо ведь воспитать, подготовить общество — почему же духовные лидеры общества мирятся с тем, как разлагают это общество? И наиболее мощный, показательный урок для развращающего “воспитания” — это отношение к перевороту 21 сентября — 4 октября, расстрелу Парламента, произволу по отношению к его лидерам. Моральность каждого человека, политика, несомненно, проверяется ныне через его отношение к этим трагическим событиям. Может быть, такая констатация покажется кому-то излишне жесткой, но это так, — давайте говорить откровенно. И чьи бы ни были попытки “отложить” осмысление трагедии 21 сентября — 4 октября на “суд истории” (Рыбкин и Ко), какими бы побуждениями они ни диктовались, в их основе — лукавство, трусость, коллаборационизм. Думаю, многие претенденты в Думу проиграли из-за этого, несмотря на всю колоссальной силы пропаганду, ложно интерпретирующую эти события. Люди поддержали бы тех, кто решительно осудил заговорщиков из Кремля (Ельцина-Черномырдина) и карателей Ерина-Грачева.

Теоретикам, на мой взгляд, следовало бы обратить внимание на низкий методологический уровень анализа процессов в политической жизни государства вообще. Так, взахлеб, с утра до вечера по радио выступают какие- то “ученые”-юристы, политологи, утверждая о “качественно новой конституции” с точки зрения разделения властей, прав человека, конца всевластия советов. Ни одно из этих утверждений не верно: принцип разделения властей действовал в Конституции РФ с 1991 года, когда были введены существенные поправки и новые разделы — о Президенте и Конституционном суде; права человека также были инкорпорированы в Конституцию в полном объеме — так, как они сформулированы в Международном Пакте о правах человека; осуществлялся процесс муниципализации Советов — из них было выделено ядро исполнительной власти и специально введены статьи в Конституцию о главах администраций. Сами же Советы после исчезновения парткомов претерпели качественные изменения и в полном объеме выполняли функции реальной представительной власти. Причем все это находилось в интенсивном движении, совершенствовании. Мы придали импульсы изучению практики земских советов... Со стороны населения к Советам не было не только отчуждения, но наоборот, их авторитет возрастал. К тому же, за редким исключением, в областях и краях отношение между Советами и главами администраций были вполне нормальными. Ликвидация Советов — это акт политической мести со стороны тех, кто хотел бы переписать историю государства заново, и свидетельство тотальности государственного переворота с целью формирования бюрократического государства, имеющего жестко выраженные идеологические основы на базе антикоммунизма. При этом формируется политический режим с непропорционально развитыми репрессивными, карательными функциями, — нечто вроде бериевщины- ежовщины. Наше население (не только России, но и других новых государств), не являясь особым приверженцем коммунистических идей, в то же время отторгает антикоммунизм. Тем более, если он навязывается бывшими рьяными функционерами компартии (речь идет не только об одном Ельцине, но и — Черномырдине, Гайдаре, Федорове, Филатове, Полторанине и многих других “лидеров демократии”) — все они успешно делали свою карьеру через Старую площадь или при ее мощной поддержде; они готовы служить любой власти, если последняя назовет их “нашими”, назависимо от идеологии этой власти. И такая персонификация антикоммунизма вызывает у людей скорее брезгливость, чем солидарность. Антикоммунизм в России —бесперспективное дело. И слава Богу! Здесь возникает сложная проблема для точного анализа — к сожалению, исследователи не обращают внимания на то обстоятельство, что узкий круг антикоммунистов (первоначально сгруппировавшихся вокруг некоторых бывших “правозащитников”), сумел придать антикоммунистический характер всей деятельности Президента и Правительства, втянул в антикоммунизм влиятельных людей общества. Государственный переворот 21 сентября — 4 октября закрепил антикоммунистическое направление развития неототалитарного режима. Потому он разогнал всю систему представительной власти, отражающей реальную волю людей, построенную на принципах народовластия (то есть подлинной демократии), по своей природе отторгающей антикоммунизм как разновидность диктатуры. Простому человеку без излишних умствований ясно, что антикоммунистическая диктатура мало чем отличается от диктатуры коммунистической или любой иной — диктатура есть диктатура. И она во всех случаях противостоит личности, его свободе, его правам и достоинству. Везде на первый план выходит полицейско-милицейская дубинка, солдатский или омоновский сапог, удар прикладом по ребрам. Это вы видели сами.